НЕОПЛАЧЕННЫЙ СЧЁТ

МАКСИМ АВЕРИН ПОСТАВИЛ СВОЮ «ТРЕХГРОШОВУЮ ОПЕРУ» В ЩУКИНСКОМ УЧЕБНОМ ТЕАТРЕ

Максим Аверин, выпускник Щукинского училища, как никто другой понимает специфику родного театрального института. Именно с «Трехгрошовой оперы» началось его сотрудничество с театром «Сатирикон» и режиссёром Константином Райкиным. Спустя 26 лет Аверин снова работает с эпическим театром Бертольда Брехта, но как режиссер-педагог — наставник будущих выпускников.

Театровед Борис Зингерман в своё время называл «Трёхгрошовую оперу» «Чайкой» эпического театра. Именно эта постановка почти сто лет назад принесла славу немецкому режиссеру и драматургу Бертольду Брехту. В Щукинском учебном театре ее играют, как и полагается, динамично, остро и музыкально. Не забывают и о главных принципах драматургии Брехта. Ведь задача актеров эпического театра – не только раскрыть внутренний мир героев и объяснить их поступки, но и достоверно изобразить социальные мотивы, которые ими движут. Стать не просто соучастником преступления, а свидетелем и рассказчиком.

Этот рассказчик – Никита Худяков, он же «Драматург». Постановка началась с выглядывающей из-за бархатного красного занавеса марионетки, за ней появился и ее хозяин. Рассказчик, певец и действующий персонаж в одном лице, он задает всему спектаклю тон художественной условности. Песню «Кукловода», написанную Лорой Квинт, исполняет зажигательно и даже немного зловеще.

Действие происходит в Викторианской Англии, в Лондоне. Ироничный Джонатан Пичем (Иван Захава) – местный авторитет и предводитель лондонских нищих – легко угадывает в женихе своей красавицы-дочери бандита Макхита, истинного хозяина «лондонского дна». И вот так над Мэкки подвисает первый нож – нож отцовской мести. А зритель с восторгом наблюдает за «семейным» дуэтом Юлии Ивановой и Ивана Захавы, которые стоят по обе стороны сцены и насылают на несчастного Макхита испытание за испытанием.

Главный герой – Макхит по кличке Мэкки-нож (Мамука Патарава) – яркий харизматичный разбойник. С одной стороны, это настоящий «джентльмен с большой дороги»: он грабит и убивает в костюме с бабочкой и белых перчатках. За этой внешней оболочкой проглядывается совсем другой Мэкки-нож – кровожадный бандит, готовый на все для достижения цели.

Макхита окружает хаос и сумбур. Преступления сменяются любовными объяснениями, клятвы верности оборачиваются предательством, нищие оказываются богачами… Выглядит так, будто бы рассказчик сам не знает: а куда его заведет эта история? Зонги — хоровые песни, переодевания, хлопки режиссера — кажется, что пока актеры (весьма в духе музыкальной комедии!) отвлекают зрителя, «Драматург» додумывает сюжет и выбирает, какие сцены стоит показывать, а какие нет.

Начало этому приему положил эпический театр Брехта, который предложил использовать кинематографические приемы и «застывшие» мизансцены, чтобы погрузить зрителя не в иллюзорный театральный мир. В таком пространстве люди могут меняться, не рассказывая окружающим, что они, на самом деле, чувствуют.

Мэкки-нож, «криминальный идеал» своего времени, использует эту недосказанность в вопросах любви. Любовный треугольник (или квадрат?) — важная линия в постановке Максима Аверина. Понять истинные чувства героинь помогают зонги музыку Курта Вайля. Сначала возникает чистая и невинная Полли, потом — стервозная Люси и наконец, роковая Дженни-Малина.

Полли Пичем (Ирина Уханова) в отсутствие супруга внезапно преображается: ей одинаково идёт и свадебное платье, и ружьё на перевес. Теперь Полли — новая глава банды разбойников. Его рыжеволосую любовницу Люси (Александра Суркова) мы встречаем уже в тюрьме. Там и происходит встреча Макхита с двумя возлюбленными. Именно во время этой сцены зритель в полной мере убеждается в том, что режиссёр исполнил главное условие Брехта: не использовать для постановки «Трехгрошовой оперы» дорогих декораций. Итак, героини сражаются за Мэкхита в прямом и переносном смысле: вырывают друг у друга пиджак и параллельно исполняют дуэт ревнивиц. Эмоции героев получают не только форму, но и динамику: «Мэк безумец, если он в тебя влюблён!» В итоге, преступник отдаёт предпочтение Люси, потому что так поможет ему бежать из тюрьмы… к девушкам легкого поведения.

Сам Мэкхит называет их «подруги моих горьких дней». Шесть ярких, красивых девушек под предводительством Дженни-Малины, ещё одной бывшей возлюбленной разбойника. Они приковывают взгляды, просто выходя на сцену, и приносят в постановку смесь драйва, джаза и искушения. Вызывающие, но не переходящие грань, костюмы, зажигательные танцы и личные истории, рассказанные в формате зонгов, делают свое дело.

В постановке Аверина ужасы и предательства не отталкивают, а даже притягивают зрителя. Во многом такой эффект достигается благодаря искромётным шуткам и иронии. Когда Мэкки-Нож приводит невесту в роскошное, по его уверениям, помещение, Полли Пичем лишатся дара речи — герои стоят у конюшни на окраине города. Подручные Макхита пьют, танцуют, веселятся. Угрожают друг другу ножом… На свадьбе нужен священник? Разбойники развернут к зрителям обеденный стол — ящик с надписью DO NOT OPEN — и зал взорвется хохотом: ведь в ящике лежит связанный пастор. Режиссёр и актеры балансируют на грани смешного и ужасающего, создают смех в таких ситуациях, где слезы не помогают. А там, где посмеяться не получается — пускают титры. Чтобы зритель сам додумал, что предательство — это плохо, а воровство до добра не доведет.

Отыскать среди всего этого порока островок милосердия невозможно: здесь никто никому не обязан, и каждый может быть подкуплен. Зритель погружен в атмосферу нестабильности и предчувствует скорую катастрофу. Максиму Аверину мастерски удаётся провести через весь спектакль главную мысль Брехта — наслаждайся, пока это возможно.

Режиссер спектакля Максим АВЕРИН и исполнитель роли Макхита Мамука ПАТАРАВА рассказали о работе с пьесой Брехта:

– Максим, вы уже участвовали в постановках «Трехгрошовой оперы». Почему снова решили вернуться к Брехту? Эта тема не отпускает?

Максим Аверин: Скорее всего, вы правы. Наверно, это мой счет неоплаченный, моя мечта. Хотелось вернуться.

Если ты собираешься ставить Гамлета, то должен быть у тебя Гамлет. У меня был Мэкки-нож – это Мамука, который учился на втором курсе, когда мы познакомились. Поработать с ребятами в качестве режиссера мне предложила Анна Леонидовна Дубровская – художественный руководитель курса.

Когда я увидел курс, сразу понял, с кем я хочу работать: конечно, это Мамука в первую очередь. Затем – замечательные девочки наши, просто прекрасные!

Ну нельзя же так поставить спектакль – я придумал, я решил. На следующий день ты приходишь к артистам, которые диктуют свою программу, и ты уже должен с ними фантазировать. Так родился Драматург – Никита Худяков, который играл изначально небольшую роль бандита. Увидев Никиту в другом театральном отрывке, другого педагога, я понял, что хочу с этим артистом работать, что хочу из него больше сделать. И так с каждым. У меня один артист вообще отказывался от роли. Говорил, что не хочет это играть, что это не его, а в результате сыграл просто блистательно.

Я очень рад что все сложилось вот так. Возможно, «Трехгрошовая опера» – это мой… как это называется? Гештальт? Ну вот, считайте, что я его закрыл.

Мамука Патарава: Нет-нет, вы его только приоткрыли.

А сколько ушло времени на постановку?

Мамука Патарава: Спектакль был сделан за неделю.

Вместе с танцевальными номерами?

Максим Аверин: Да. Но, на самом деле, мы делали несколько сцен еще на третьем курсе, поэтому, скорее, спектакль был собран за неделю. Нам очень повезло, что мы попали в такой момент, когда в институте были каникулы. Никого не было, и могли спокойно репетировать. Нам очень повезло с художниками по свету и по звуку. Хотелось бы поблагодарить Александра Михайловича Зернова – заведующего художественной частью. Мы очень быстро сработались!

Мамука Патарава: Я вообще хочу сказать: спасибо курсу! Потому что в нужный момент мы друг друга…

Максим Аверин: Чуть не убили!

Мамука Патарава: Услышали и простили. Как сказал Максим Викторович, мы все-таки ансамбль, в котором каждого видно. Спасибо большое нашему курсу! Спасибо – первому курсу! Не успей в таком динамичном движении, не там выйди, не тут поддержи…

Максим Аверин: Это и называется ансамбль, когда люди друг друга поддерживают не только за кулисами, но и на сцене. Всегда говорю, что теперь не я выхожу и начинаю сцену, а мы. Пьеса Брехта… Надо, на самом деле, учитывать исторический контекст. Раньше пьеса была очень сложная, громоздкая. Она по автору шла бы четыре с половиной часа. Вы бы с ума сошли. Поэтому была идея превратить это все в детектив. Я всегда говорил: играем детектив, а эмоции – сами родятся.

А как вы заполучили Лору Квинт?

Максим Аверин: Мы с Лорой давно работаем. Мне нужен был пролог в спектакле, а эту песню я у Лоры уже просил, она звучала в мюзикле «Я – Эдмон Дантес». И мне она так нравилась, что я исполнял её в своих спектаклях. Когда мы начали ставить «Трехгрошовую оперу», я предлагал для пролога песню Высоцкого «Маски» или что-то такое. И вот когда у нас родился Трубадур – человек от театра, он здесь необходим, потому что должен появляться и исчезать, – песня Лоры очень хорошо вписалась в эту историю. Поэтому я очень рад, что она дала добро.

Какие-то казусы были во время репетиций?

Максим Аверин: Это вы рассказывайте! У нас не было никаких казусов.

Никита Овчинников: Вообще, был один казус. Если вы помните, мой герой в одной из сцен появляется буквально из стола. Как-то раз была репетиция, я не появился оттуда, но пролежал три с половиной часа. И так и не вышел.

Максим Аверин: Я считаю, это ужасно, когда просят рассказывать курьезные случаи. Ну вот подходит журналист и говорит: «Расскажите смешные истории со съемочной площадки». Начинаешь рассказывать и понимаешь, что это не смешно ни секунды. Знаете, почему? Момент того смеха, той радости, был с нами. Вас там не было. И теперь вы можете сказать: «Ну что смешного? Ну пролежал три часа, и что?». И всё.

На репетиции было такое напряжение, что за три часа мы чуть не убили друг друга. И вдруг под конец разворачивают стол – и понимают, что человек там лежал все это время. Вот сейчас вам смешно? Правильно. Потому что я объяснил это как шутку. А в тот момент наше напряжение было снято именно радостным открытием.

Мамука Патарава: А сколько сцена свадьбы создавалась! Это отдельная история. Максим Викторович сравнивал это с балетом. У нас очень много людей на сцене – 12! Мы должны очень друг друга чувствовать. Должны наперед понимать, что будем делать, иначе все разваливаться начнет.

И Максим Викторович очень нас поддерживал в этом плане, особенно энергетически.

Что для вас самое главное в вашем персонаже Макхите?

Мамука Патарава: Да ну, нельзя так сказать «самое главное». Все-таки, герой – это какая-то цельная история, объем. Никто не может сказать, что в нем самое главное, да? Важно, что он, наверно, в отличие от всей массы героев, перед собой честен.

Максим Аверин: Я не про это ставил!

Мамука Патарава: А мы не спросили, про что мы вообще ставим.

Максим Аверин: И кто эти люди…

Как появилась задумка с кинематографическими дублями, которые вы называете театральным?

Максим Аверин: Есть такой режиссер, Клод Лелуш, который снял потрясающий фильм «Мужчина и женщина». Так вот, знаете, как у него родился этот сюжет? Ему говорили: «Парень, ну не надо снимать». А Лелуш очень хотел. Он ехал к продюсеру, чтобы получить деньги, и не знал ответов на вопросы «Откуда? Каким образом? Кто будет играть?» Ехал по побережью и увидел, что рядом бежит собака. Тут он сказал: «Вот начало». Вот первая сцена. И получил деньги. Уговорил сниматься Жана-Луи Трентиньяна и Анук Эме. Они поставили условие, что получат всю кассу с проката. Фильм «Мужчина и женщина» завоевал вообще все, что можно завоевать. Когда у Лелуша спросили, почему полфильма было черно-белым, а полфильма – цветным, он подумал: «А стоит ли рассказывать замысел?» И ответил: «Денег не хватило».

Либо замысел до вас дошел, либо мы не достучались. Рассказывать замысел – все равно что пускать в свою ванну, где я голый плещусь. Непринято. Но поскольку вы все-таки учитесь, я отвечу. В эмоциональные моменты спектакля – когда герой должен предать другого, друга своего – Малина должна сказать «Сьюки Тодри!» и предать… Она же предает – та женщина, которая его любила….

Нужен момент, когда у зрителя возникает желание: «А вот бы все было по-другому! Отмотаем пленочку!» Мы пытаемся оправдать героя. Но тут великий Брехт дает зонг и говорит: «Подождите-подождите! Давайте посмотрим, как это было в истории? А почему вы думаете, что должно быть так?» Как это было в спектакле «Кабаре» в Театре Наций – герой говорит: «А ты попробуй прожить, как я».

А не хотелось бы поменять финал? Честно говоря, я даже расплакалась: человека повесили, а зал аплодировал… У меня возникла ассоциация с мучениками, которых распяли под восторги уличной толпы.

Максим Аверин: Поэтому мы пошли открытым театральным ходом. Мы много думали над финалом – Мамука хотел более реалистичного разрешения конфликта. Я же считаю, что должна быть театральность. Мы же рассказываем вам историю – причем не просто историю, а современный музыкальный детектив.

В театре вообще воздействие насилия, убийства и смерти должно быть недолгим и непрямым. Поэтому в финале спектакля прямого повешения нет. Мало того, мы через секунду оживляем героя через эти же титры – и это абсолютно театральный ход.

Другой вопрос: мне кажется, что трагизм финала, все-таки не в повешении, а в том, что каждый оправдывает свое предательство. Макхит казался таким крутым – и все! А тут его супруга оказывается просто… драконом. Его женщина – она другая. Его друзья – просто его предают. И оказывается, что он практически ангел, поедаемый и спасаемый своими внутренними монстрами. Знаете, у Сартра есть замечательная пьеса «За закрытыми дверями». Так там в конце герой замечает: «Ад –это другие». Он – Макхит – остается один на один с этими «другими». Я считаю, что так не должно быть. Это мысль, которую мы хотим донести.

Источник: https://teatral-online.ru/news/33556/

Назад