Максим Аверин: «Каждый выход на сцену – как испытание»

Любимец публики, эмоциональный, искренний и очень разный – все это Максим Аверин. А какой он настоящий и что думает о своей профессии и петербургских зрителях?

- Максим, в последнее время вы частый гость в Петербурге. А в этот раз открыли фестиваль «Монокль».

- На самом деле я боюсь фестивалей. Хотя здесь, в «Балтийском доме», нашел свое петербургское прибежище. Для меня фестиваль – это всегда большая ответственность, некое подведение итогов. А каждый выход на сцену – как испытание. Потому что для меня важен любой спектакль. Я сам много смотрю самых разных постановок. И как член жюри конкурсов, и как зритель. Ни один спектакль невозможно повторить: только здесь и сейчас, завтра все будет иначе.

- Не по этой ли причине вы сделали новую версию своего моноспектакля, который назывался «Все начинается с любви…», а теперь – «Научи меня жить»?

- Поскольку в этом спектакле я сам себе режиссер и исполнитель, то это форма вольная. Я меняюсь, и меняется спектакль. Прежнее романтическое название не совсем соответствовало внутреннему содержанию спектакля. А моя цель состояла в том, чтобы поговорить со зрителем, поделиться с ним теми мыслями, которые меня тревожат и вдохновляют.

- Ваши спектакли очень разные. Что движет вами, когда появляется предложение сыграть ту или иную роль?

- Все по-разному. Например, когда Александр Ширвиндт задумал постановку спектакля «#Операнищих», я понял, что моя мечта может сбыться. В этом спектакле я играю современного Гамлета. Эта история – о предательстве, а для меня оно – самое страшное, что может произойти в жизни.

А вот спектакль «Там же, тогда же», который я очень люблю, – это уже третий жанр. Я там играю вместе с замечательной актрисой и моим другом Анной Якуниной. Это мелодрама, даже трагедия. Мы дали уже 50 спектаклей, что для одного года очень много.

Вы как-то сказали, что кино вас больше не привлекает. Между тем, по телевизору который год идет сериал «Склифосовский», где вы играете роль доктора Брагина.

- Это не совсем точная формулировка. Не само кино мне неинтересно. Мне неинтересно играть то, что предлагают. А «Склифосовский» продолжается потому, что мне это интересно делать. Это идет в каждый дом.

Это мой месседж – глупое слово – каждому зрителю. Даже в последней серии, которую мы снимали позавчера, монолог был написан мной. Это мой призыв. Мой крик людям. Если его не вырежут при монтаже, то поймете, что это очень личностные слова, которых мне так не хватает в кино.

- Вы служите в Московском академическом театре сатиры. Это окончательный и бесповоротный выбор? Или возможен дальнейший поиск своего театра?

- Кто же знает? Фаина Георгиевна Раневская, отвечая на вопрос, почему она сменила несколько театров, сказала, что искала искусство. А на уточняющий вопрос, удалось ли его найти, ответила: «Да, в Третьяковской галерее».

Вы думаете, это так просто? Взял и поменял театр. Нет, это болезненная вещь. Как отрезание твоих органов. Но когда мой институтский педагог Александр Анатольевич Ширвиндт сказал: «Максик, хватит бегать, годы берут свое, надо остепениться…», – я задумался. И стал работать еще больше.

Вообще все, что связано с театром, является для меня самым большим счастьем в жизни. Будь то мюзикл, о роли в котором я мечтаю, или драматический спектакль.

Вот сейчас мы репетируем Чехова. Я всегда его боялся, потому что был абсолютно уверен, что я не чеховский герой. Однако в Платонове нашел для себя столько личностного…

Мне нравится, когда ты в театре не просто исполняешь чью-то волю, а взрыхляешь себя. Театр – это рентген. Ты сразу видишь, кто из себя что представляет.

Есть у меня и желание заняться режиссурой. И я уверен, что это моя следующая ступень.

- И что бы вы поставили?

- Есть два произведения, которые я очень хочу и, думаю, постараюсь поставить. Это «Ромео и Джульетта» – у меня есть решение этой пьесы – и «Мюнхгаузен». Первый спектакль мне хочется сделать с молодыми ребятами. Потому что это должна быть Италия, горячие сердца и горящие глаза. А в «Мюнхгаузене» я бы очень хотел сыграть сам.

- Что для вас значат Петербург и его зритель?

- Меня с этим городом многое связывает: и какие-то романтические истории, и съемки, и спектакли, и гастроли. А вообще выход на сцену – это всегда экзамен. Это проверка себя, своих возможностей и потенциала.

И в Петербурге это ощущается особенно сильно, потому что зритель здесь очень серьезный. Но я всегда люблю, когда сложно. Потому что, когда побеждаешь и обращаешь в свою веру, это гораздо интереснее, нежели когда тебя просто услышали.

За своего зрителя нужно бороться, убеждать. Не бояться экспериментировать. Театр – искусство живое, здесь и сейчас. Я хочу, чтобы зритель пришел не потому, что знает меня по телесериалам, а потому, что хочет увидеть, как я играю на театральной сцене.

Современный спектакль не должен замыкаться в каких-то определенных рамках. Артист должен уметь все: я так был воспитан. Константин Райкин, которого я считаю своим учителем, умеет все! И это очень круто, когда артист разрушает каноны.

Вы знаете, есть байка про артиста, который в свой 101-й день рождения написал заявление об уходе с такой формулировкой: «Прошу уволить меня в связи с отсутствием творческой перспективы». А я еще в том возрасте, когда многое могу сделать. Мне интересно развиваться, потому что артист – это профессия, в которой невозможно поставить точку.

- Рассказывают, что, когда вы родились, цыганка будто бы сказала вашей маме, что имя ее ребенка станет известным. Что здесь правда, а что вымысел?

- Правда в том, что мой папа хотел назвать меня Валентином. Из-за этого даже случился семейный конфликт. Спасибо, мама настояла. Сказала: «Как это, великий человек – и вдруг Валентин? Нет уж, пусть лучше будет Максимом». И правда, какой я Валентин: я – Максим Аверин!

Как бы пафосно это ни звучало, у меня в жизни ничего важнее профессии нет, ведь я «родился» на «Мосфильме». Я там оказался в пять лет, а в девять уже играл в театре. Мне всегда интересно пробовать что-то новое, я люблю рисковать.

Назад