Максим АВЕРИН:«У меня было очень скучное детство»

Замечательный артист театра и кино Максим Аверин приезжал в Нижний Новгород с моноспектаклем «Всё начинается с любви. Продолжение ...», а накануне выступления встретился с детьми – воспитанниками творческой студии Константина Хабенского. На сцене Центра культуры «Рекорд» ребята показали Максиму Викторовичу небольшой спектакль «Ногов ковчег» - необычную, «улетную» историю, весьма вдохновившую столичного гостя.

«Я считаю, что вам надо делать полноценный спектакль, и, может быть, с этого начнется новый молодежный театр в Нижнем Новгороде», - сказал Максим Аверин, высоко оценил увиденное и дал несколько ценных практических советов на перспективу. Во время небольшого мастер-класса ребята и артист как-то сдружились, и, наверное, поэтому последовавшее затем общение получилось очень теплым и доверительным.

- Расскажите, как вы поступали в Щукинское училище.

- Это был 1993 год. До того я жил - не тужил, и был уверен, что все как увидят меня на поступлении - обалдеют и скажут: «Ну, слава Богу, ты пришел!». Но вышло так, что спускаюсь я с Калининского проспекта в бывший Вахтанговский переулок, и вижу: огромное количество мальчиков и девочек, и от всего этого идет такая энергия! И я понимаю, что я – ничего. Полное ничего… И последующая моя жизнь до настоящего времени складывается из того, что каждый день я вытаскиваю себя, как барон Мюнхгаузен, за волосы. Это – каждодневное преодоление. И в этом смысле институт был важной вехой в моей жизни.

Тогда в Москве театральных вузов было только четыре – ВГИК, Щукинское училище, Щепкинское училище, ГИТИС – и я хотел только в Щукинское. Я увидел этот переулок, здание, почувствовал атмосферу и сказал себе, что только здесь хочу быть. Интуицию надо слушать, она иногда выводит на правильный виток.

Прихожу на первое прослушивание. Меня приветствуют словами: «Ну, что у вас там?». А дело в том, что до того в ГИТИСе мне сказали: «Не читай Шекспира!». Мне тогда очень нравилось страдать, потому что, казалось, я делаю это очень красиво, и слезы нараз капают. А мне говорят: не надо, не надо, давайте что-нибудь попроще. «Ну ладно, - думаю, - я вам устрою «попроще», и на следующий год принес Шукшина, то есть пошел в совершенно другую сторону. А в «Щуке» меня сразу правильно увидели... Так вот, говорят мне тогда: «Ну, почитайте что-нибудь». Почитал. «Спойте что-нибудь». Я рад стараться. «Понятно», - говорят мне, - а еще что можете?.. Так, видим, улыбаться можете. А драматическое что-нибудь почитайте!». И я, так сразу – раз! Думаю: «Как же, мне же сказали, что не надо драматическое!». Прихожу домой и думаю: что же делать? Надо сказать, это очень тяжело – найти «свой» материал. В итоге посмотрел на полку с книгами и подумал: вот сейчас возьму первую попавшуюся книгу, и это будет моим произведением на поступление. Беру. Куприн. «Гранатовый браслет». К утру заканчиваю и понимаю: я буду читать монолог Желткова. И поступаю.

И вот второй курс, первые педагогические отрывки, все волнуются. И вдруг у меня - Куприн, «Гранатовый браслет». И роль – Желтков.

Проходит время, почти двадцать лет. Я сижу на кухне у композитора, мы работаем. Звонок. «Максим, мы приглашаем вас на пробы, мы снимаем Куприна, но вы, наверное, откажетесь…». Я не стал дослушивать, говорю: «У Куприна есть только одна роль, которую бы я хотел сыграть. Желтков». На тот период страна меня воспринимала только в одной роли: я был бритым «глухарем», и от такого всеобщего обожания актеру грозит немедленная смерть. Потому что ведь как бывает? Любят-любят, любят-любят, а потом – «Да надоел!». Вот где страшно было! И я вовремя, через три сезона, «соскакиваю» с этого фильма, потому что понимаю: ко мне все привыкли, как к обоям. И вдруг этот звонок. И я говорю, что мечтаю попробоваться на Желткова, а мне отвечают: «Действительно, почему бы и нет?». И прохожу пробу с первого дубля…

- А вы с самого детства мечтали стать актером?

- В детстве меня миновали все типичные мальчишеские соблазны: я не мечтал ни о карьере тракториста, ни о профессии танкиста, да и перспектива стать космонавтом меня не прельщала. Вообще у меня было очень скучное детство, потому что оно проходило со взрослыми, на киностудии «Мосфильм», где познакомились мои родители. Я не помню конкретного мгновения, когда вдруг пришло решение, что я стану артистом. Я всегда жил с тем, что я артист, и с моим заявлением как-то очень быстро все смирились. Я всегда очень много читал, постоянно был в форме – занимался спортом, зимой ходил босиком по снегу, поэтому сейчас практически никогда не болею. Все это было заложено моим строгим папой, и тогда я, конечно, страшно ругался и возмущался, но, например, в порядке вещей было каждое утро вставать и самому гладить школьную форму. Я никогда не приходил в школу «мятым», всегда форма была идеально гладкой, а рубашка - чистой.

Потом, папа очень хотел, чтобы я знал какой-нибудь язык. Признаюсь, я его обманывал. Так как тогда не было засилья американского говора и на радио и была только одна английская волна, по утрам, после того как я выглажу форму, я садился слушать эту волну, потом шел в школу и приносил оттуда двойку по английскому. Папа страшно возмущался, открывал учебник, говорил: «Читай!», и я начинал «читать» (искусно имитирует английские интонации), так что отец удивлялся моему прекрасному «чтению» и возмущался вредными учителями, непонятно почему ставившим мне двойки.

А вообще трагедия моей жизни началась, когда я дошкольником прочитал «Муму» и в финале сидел весь в слезах, а папа позвал маму и прокричал в восторге: «Галя, Галя, он будет артистом! Он плачет над «Муму»!».

Сейчас я сел книжку писать, и все это всплывает какими-то отрывками...

- Есть ли роли, о которых вы мечтаете, но которые почему-либо вам не достались?

- Есть несколько ролей, которые, казалось бы, написаны ну просто для меня. Петруччо в «Укрощении строптивой», например. Три или четыре раза были попытки поставить «Укрощение строптивой» со мной в этой роли, и ни одна не увенчалась успехом, а в последний раз я вообще ушел из театра. Еще я уже два года ношусь с проектом, хочу «Трехгрошовую оперу» Брехта, роль – моя, плюс еще музыкальная, плюс танец, и я все это могу, я пока еще в силах. Но – тоже мимо проходит. Говорят, у каждого врача есть свое кладбище. Так вот и у каждого артиста есть свое кладбище несыгранных ролей. Роль проходит мимо! Почему? Да потому! Время такое. Конечно, можно было бы не вылезать из антрепризных проектов и везде играть. Но мне стыдно, мне неловко. Я слишком уважаю свою публику.

Я хочу попробовать сыграть что-то музыкальное. Но не в мюзикле, нет. Мне кажется, что у нас вообще очень мало музыкального театра. Вообще музыки. А по телевизору часто показывают такое безобразие... Это от многих причин зависит. Недавно вышла картина с моим участием, которой я очень недоволен. Я вообще мало когда доволен своей работой, особенно в кино. С другой стороны, ты не можешь за все отвечать, особенно в кино, потому что есть еще режиссер, сценарист, оператор, да и вообще актер – самая зависимая профессия. Ты от всего и от всех зависишь, даже от гримера: сделала она что-нибудь неправильно, и тебя на экране не узнать!

- Какое у вас любимое литературное произведение?

- Их очень много. Буквально вчера я принял участие в акции, суть которой заключалась в том, что разные люди записывают на айфон, как они читают «Евгения Онегина». Я сел в кабинете, открыл главы, которые мне полагалось прочитать, и чувствую: «залипаю». Я перебирал слова, как драгоценные сокровища, наслаждаясь текстом, любуясь им до слез, понимая, какое счастье к этому прикасаться!

Но каждая книга должна быть вовремя. Моя основная претензия к общеобразовательной школе в том, что школа нарушает естественность хода развития детей. Например, нельзя в общеобразовательной школе требовать, чтобы каждый читал «Войну и мир». Это произведение, которое ребенок не может понять, начинает ненавидеть и потом всю жизнь живет с ощущением того, что «Война и мир» - скучнейшее чтиво. Признаюсь честно: я прочел «Войну и мир» после института. И – обалдел!

- Вернется ли «Глухарь»? Публика ждет…

- Вот они, всё портящие «взрослые» вопросы… Вы знаете, это возвращение бессмысленно. Я там, кажется, сделал все, что только мог. И вообще, надеюсь, я покорил публику не только «Глухарем». Не надо злоупотреблять зрительской любовью. И потом, нехорошо уходить под стук собственных каблуков. Сделал – и до свидания, и пусть зритель проводит тебя аплодисментами.

Мария ФЕДОТОВА.

Назад