Максим Аверин в Барнауле взял интервью у дочери Роберта Рождественского

В честь 85-летия поэта в крае прошел творческий фестиваль

В год 85-летия легендарного поэта Роберта Рождественского в Алтайском крае, на его родине, прошел фестиваль стихов и музыки, театральных спектаклей и музейных экспозиций.

Среди гостей, приехавших на малую родину поэта, были его дочь Екатерина Рождественская, певцы Тамара Гвердцители, Александр Маршал, Владислав Косарев, актер Максим Аверин.

Все они были очарованы Алтаем, а Максим Аверин, расчувствовавшись, даже назвал это место раем. А во время памятного концерта в театре драмы в Барнауле 16 июня он эффектно раздарил дамам огромный букет белых роз, а следом признался в дружеской любви к дочери поэта и прямо на сцене взял у нее интервью. Приводим некоторые цитаты.

«Девоньки мои, послушайте»

-У нас в семье был культ отца, все крутилось вокруг него. Мы с сестрой не играли в какие-то шумные игры, знали, что папа работает и нужно быть спокойными девочками. Были замечательные моменты: открывается дверь кабинета, в клубах сигаретного дыма появлялся отец с листками бумаги. И, обращаясь ко мне, сестре, маме, теще, которую обожал, говорит: «Девоньки мои, я вам почитаю!» И начинал читать стихи. Девоньки у него были первыми слушательницами. Я, наглая, иногда делала ему замечания. И что интересно, он исправлял какие-то слова. Я думаю, это, скорее, воспитание было.

У них были очень нежные отношения с мамой. Я думала, что такое должно быть у всех. Что отец, проходя мимо мамы, обязательно должен был прикоснуться, что-то шепнуть на ушко. И мне уже во взрослом состоянии всегда было интересно, что же он ей шептал.

О том, как «кутили»

- Детство у меня было шумное, что и говорить. Я ненавидела всех этих Евтушенко-Вознесенских, которые приходили к маме с папой, хотя бы потому, что они отнимали время, которые я могла провести с ними. Когда отец приезжал из-за границы, где представлял нашу культуру, в квартире всегда стоял дым коромыслом. Начинались безумные хождения: одни гости уходили, другие приходили. Утром бабушка готовила какую-то основательную еду, ее очень быстро съедали. Потом поедалась колбаса из холодильника, следом доставались консервы. В нашей маленькой квартирке во время таких встреч были крики, шумы, матерные слова, которые я выучила с детства. Бабуля рассказывала: однажды в два часа ночи, когда все гости читали стихи, в кабинете появились маленькая девочка в платьице с кружавчиками, ангелочек практически. Все остановились выпивать и ругаться матом. А я, посмотрев на всех этих поэтов, произнесла: «Все вы говны». Развернулась и ушла. Слово «говны» я не слышала с тех пор никогда, поэтому это мое ноу-хау.

Не дал снести дом Цветаевой

- Отец был потрясающе хорошим человеком. Он делал много такого, о чем не многие знают. Например, отвоевал дом-музей Марины Цветаевой, который хотели снести. В 70-х это было практически невозможно. Он стал председателем комиссии по наследию Осипа Мандельштама, был первым редактором первой книжки Владимира Высоцкого «Нерв».

«Не дайте загадить эту землю»

- Я очень рада, что, наконец, приехала на землю, где отец родился. Я не могла приехать сюда долгие годы, не понимала почему, наверное, просто не была готова. Второй год подряд сюда приезжаю и понимаю, что только такая богатая, потрясающей красоты щедрая земля может рождать таких людей, как мой отец, как Василий Шукшин, как Миша Евдокимов, которого я знала. Поэтому я очень прошу, чтобы вы ее хранили и не давали, извините за выражение, загадить.

Прочитано в блоге

В субботу, 17 июня, после концерта Екатерина Рождественская поделилась в соцсетях:

«Какой шикарный был вечер в Барнауле в память об отце! Стихи, песни, его с мамой фотографии во всю сцену и я там с ними, маленькая...

Меня спрашивают, как я могу без слез смотреть на эти фото и видео, на эти отрывки и обрывки прежнего счастья, которое и не казалось мне тогда особым счастьем, а было просто жизнью, ежедневным чудом...

А кто говорит, что я смотрю на это без слез? Пусть их не видно - они текут у меня внутрь, а не наружу, они разъедают душу, они намного горячее и горючее, чем обычные. Каждый раз такой вечер для меня - испытание, маленький душевный подвиг, но и безмерная радость, которая глушит всплеск застаревшего горя».

Назад