Премьера
Пьеса Бернарда Шоу, которую поставил в "Сатириконе" его художественный руководитель Константин Райкин, называется "Пигмалион", но театр переименовал ее в "Лондон Шоу". И действительно, в самом начале спектакля на черных панелях зрители видят фотографии с видами Темзы, Биг-Бена, Тауэра (художник Борис Валуев). Пожалуй, больше ничего сугубо лондонского в постановке нет.
Зато есть многое от традиции театра миниатюр Аркадия Райкина, эстетическим правопреемником которого является нынешний "Сатирикон". Здесь мгновенное перевоплощение, быстрые эффектные смены масок важнее психологического переживания и тонких нюансов взаимоотношений персонажей. Индивидуальные черты преподносятся через типические.
Понятно, что за спиной Аркадия и Константина Райкиных всегда маячила тень Чарли Чаплина, но на этот раз она прямо материализуется в спектакле "Лондон Шоу". В нем звучит музыка из фильмов Чаплина, а за каждой сценой пьесы следуют пластические отбивки: в перекрещивающихся, мигающих лучах прожекторов, в черно-белом свете актеры безмолвно и превосходно разыгрывают интермедии - совсем как в немом кино. Так показан театральный разъезд у Ковент-Гардена, а еще уроки актерского мастерства, музицирования, сценического движения, которые преподают Элизе.
Одна из таких пантомим воспроизводит финал "Огней большого города", когда героиня протягивает цветок нищему бродяжке, и только потом узнает в нем своего благодетеля - того, которому обязана благополучием. В спектакле это сон Элизы Дуллитл, мечтающей о собственной цветочной лавочке и о том, как войдет в нее профессор Хиггинс. Роль профессора играет Максим Аверин, и в этой сцене огромного роста актер кажется таким же маленьким, как Чарли Чаплин.
Сюжет пьесы всем хорошо знаком и по театру, и по знаменитому киномюзиклу "Моя прекрасная леди", и по фильму-балету, в котором были заняты Екатерина Максимова, Марис Лиепа и Владимир Васильев: ученый аристократ Хиггинс на спор взялся за считанные месяцы обучить простушку-продавщицу цветов хорошим манерам, да так, чтобы все его окружение поверило, что она - настоящая леди.
Смысл спектакля не вполне соответствует пожеланиям драматурга, социальное послание театр не заинтересовало, слово "шоу" в названии написано как фамилия автора, а стоило бы писать его с маленькой буквы, потому что все выстроено по законам шоу, но выполнено уморительно смешными, чисто актерскими средствами - как в итальянской комедии масок.
Вот папаша Дуллитл (Денис Суханов) приходит в роскошный дом Хиггинса весь в алкогольных парах, а прислуга - миссис Пирс (Марина Иванова) - выходит навстречу этому антисанитарному типу в марлевой маске. А после того, как за недолгое время своего пребывания на сцене он, будто приблудная дворняжка, успевает почесаться всеми местами обо все имеющиеся в доме углы и предметы, впору менять мебель, да и обои в придачу.
Во втором акте он же, разжившийся наследством, явится к матери Хиггинса в образе "кум королю", во фраке, манишке и белых перчатках, но некоторых привычек не забудет и дорогой одеколон в пульверизаторе использует явно не по прямому назначению, а место для рюмки найдется и в кармане жилета.
Роль Элизы играет Альбина Юсупова. Она, к счастью, пренебрегает богатыми возможностями утрирования грубых повадок и пародирования разных говоров. Ее речь похожа на современную разговорную, но постоянные "типа того", "а чё там", "опа!" и прочие просторечия кажутся невинной забавой: то ли услышишь теперь по телевизору в исполнении тех, кого аудитория считает настоящими леди.
Максим Аверин, в свою очередь, и не думает изображать пожилого аристократа. Его профессор - сильный, статный, агрессивный молодой мужчина, он сам презирает светские условности, через слово чертыхается, лезет на рожон, а также с ногами на стол. Он больше похож на бедную Элизу, чем на свое богемное окружение. Хиггинс и Элиза - сильные, упрямые, самостоятельные, независимые личности, которые не любят притворяться тем, кем не являются.
Строго говоря, они с самого начала - пара, остается только признаться в этом самим себе. Их отношения в спектакле больше напоминают не те, что описаны в пьесе Шоу, а те, что известны нам по "Укрощению строптивой" Шекспира. Как и у Шекспира, не слишком понятно, чье влияние сильнее.
Пожалуй, наши герои равны: он формирует из Элизы ту женщину, которая нужна ему, она проделывает над ним аналогичную операцию. Недаром подзаголовком спектакля служат слова Константина Райкина: "История городской Золушки, в которой наказаны высокомерие и эгоизм, а тот, кого приручали, сам приручил того, кто приручал".
Прежде чем задать вопрос Максиму Аверину, я выслушала его короткий монолог:
- Вчера я приехал в шесть утра из Киева. В двенадцать часов у меня была запись радиоспектакля "Царь Эдип". Прихожу, встаю к микрофону - благость. Как можно от этого отказаться?! Вечером в "Сатириконе" играл "Тополя и ветер". После этого ночью на телеканале "Москва 24" в программе, которую для меня делают, до пяти утра читал стихи Роберта Рождественского, Давида Самойлова. Они, конечно, не могли взять все, я хотел больше. Потом утром встал и поехал на озвучивание. Вечером - "Пигмалион". Это же кайф!
- Почему Рождественский и Самойлов? Это не очень типичный выбор для молодого актера.
- В своем моноспектакле на сцене "Сатирикона" я читаю Самойлова, Вертинского, Пастернака, Высоцкого, Бродского, Маяковского (я его очень люблю). Это мой собственный выбор.
- Максим, теперь про спектакль. В программке сказано, что это "сценическая композиция", и ясно, что отношения вашего героя и Элизы сильно изменены.
- Мне кажется, что Бернард Шоу был очень хитрым человеком. Ему такая "клюква", что профессор - это Пигмалион, который влюбился в свою Галатею, такая прямая ассоциация не нужна. Поэтому мюзикл "Моя прекрасная леди" при его жизни не был выпущен. Его произведение начали извращать или придумывать для него другой ход только после смерти автора. А у него все сложно, как в жизни.
Профессор привык уже к своим привычкам: холостяк, ничего не хочет менять и сам не хочет меняться. Но он влюбляется, и это для него сложная работа: прийти к своей любви так, чтобы не сломать крылья. Чарли Чаплин говорил: "Искусство, прежде чем дать человеку крылья, ломает ему ноги". То же самое можно сказать и про любовь. Хиггинс - эгоцентрик. Он думал, что может манипулировать, управлять людьми, этакий кукловод. Но сам оказался в руках любви. Это как в стихах Рождественского, "и выпрямишься, и начнешься".
- Раньше казалось, что профессор влияет на Элизу, а у вас получается, что это влияние взаимно.
- Каждый человек, входящий в твою жизнь, твой учитель. И ученик становится учителем. Хиггинс изменил культурный код Элизы, сделал ее женщиной в высоком значении слова - не просто женщиной, которая правильно держит нож и вилку, а той, что понимает свое истинное предназначение - обогащать мир красотой и мудростью. На самом деле, мужчина думает, что он - царь зверей. Но царица тоже играет огромную роль: она вдохновляет мужчину на подвиги.
- То есть Хиггинс и Элиза - равные партнеры?
- Оба - личности, поэтому он в нее и влюбляется, цепляется за нее. Она - гений в своей природе, потому что она выше своего предназначения, которое ей уготовано. Она выше жребия, выданного ей судьбой. Он влюбляется в ее душу, ее естественность, ее необычайную природу. Так ведь и в жизни происходит.
- Чья идея скрестить "Пигмалиона" с "Огнями большого города"?
- Константина Аркадьевича Райкина, конечно. Я знаю, как это произошло. Это было в его любимом городе, в Венеции. Там он наткнулся на календарь с изображением Чарли Чаплина и сказал: "Все. Есть решение!"
Мы сидели у него в кабинете, смотрели фильмы Чаплина, хотели понять эту природу. В той сцене, в которой мы делаем проекцию "Огней большого города", я такой счастливый человек! Я думаю, какая у меня потрясающая профессия! Вообще, это же в воздухе витает. Недавно вышел фильм "Артист" - стилизация под немое кино.
Прогресс так огромен, что человеку хочется простоты. Именно в этом гений Чаплина. Он простыми средствами, без слов передает самое главное - тепло. И это такое счастье, что я, двухметровый, ощущаю себя Чаплиным, вы будете смеяться.
- Нет, не буду. Я удивилась, как это вы кажетесь в этой сцене таким маленьким, как Чаплин. Я даже рассматривала ваш костюм: думала, в нем какая-то хитрость.
- За это я люблю свою профессию, что можно перевоплощаться, можно быть разным. Это чудо нашей профессии. Когда мы играем "Тополя и ветер" (с Денисом Сухановым и Григорием Сиятвиндой), Райкина спрашивают: "Зачем молодые актеры играют стариков?" А для него и для нас это и есть театр перевоплощения.
В любом случае актер в каждой роли играет самого себя. Но так здорово, что можно побыть и Чаплиным, и стариком. В этом наше предназначение. И в этом исключительность нашего театра.
Назад
|