Максим Аверин: Я ведь очень хитрый человек!
Два разных Аверина — это не предел. Чем
отличается настоящий артист от обычного? Искусством перевоплощения. В
этом вся суть актёрской профессии. Тем не менее мне удалось пообщаться с
двумя Авериными: ироничным, немного агрессивным и умиротворённым и даже
лиричным. В этот день был пресс-показ спектакля Театральной компании
«Свободная сцена» «Всё о мужчинах», и наше общение разделилось на две
части — до и после спектакля.
–Максим, как же так, вы же зарекались играть в антрепризах. И вдруг — спектакль «Свободной сцены»?
– Пришло время менять что-то и в этом классе. Было
время, когда антреприза считалась синонимом халтуры. Но сейчас зритель,
уже насмотревшись всего, поумнел. Его уже не затянешь на пирожки с
повидлом. Ему сейчас хочется высокой драматургии, шекспировских
страстей, приличных декораций. Кроме того, в этом спектакле сложилась
одна команда. Есть такое выражение – «группа крови». Группа крови
«Сатирикона» — особая. Её практически невозможно смешивать. Но внезапно
мы оказались все вместе. Разные во всём: по возрасту, по театрам, где мы
трудимся, по опыту работы... Мы много работали, и вот из этих
кирпичиков и складывалось наше счастье. И если сейчас нам зададут
вопрос: «Как сложно было работать вместе?» – отвечу я: «Разве ж это было
сложно?» Было легко!
– Раза четыре в месяц. Для антрепризы это часто. Некоторые раз в полгода играют.
И в этот момент прозвенел третий звонок. Зрители
заполнили зал Театра им. А.С. Пушкина. И среди них был художественный
руководитель театра «Сатирикон» Константин Аркадьевич Райкин. «Ты самый
лучший», – говорил Райкин Максиму после спектакля, после разбора
полётов.
– Максим, а вы знали, что Константин Аркадьевич пришёл на этот спектакль?
– О том, что он придёт, я узнал только перед
спектаклем. Конечно, было какое-то волнение, но, когда я выхожу на
сцену, для меня он такой же зритель, как и все остальные. Поэтому в
момент спектакля я стараюсь просто не думать.
– А вообще вы волнуетесь перед выходом на сцену?
– Конечно, я волнуюсь. А здесь волновался ещё и
потому, что для меня важно мнение Мастера, ведь на этом и зиждутся наши
отношения в течение 15 лет. В них — наших отношениях – много чего
сложного, это естественно. Кстати, я не верю в хорошие отношения с
руководителями, они опасны. У нас отношения мастера и его ученика.
– А он часто ходит на спектакли, в которых заняты актёры его «Сатирикона»?
– Он очень много смотрит. Он не пропускает ни одной
премьеры московской. Но его нечасто можно увидеть на антрепризных
спектаклях. Но есть люди, которые ему интересны.
Раньше не приветствовалось участие актёров репертуарного театра в съёмках и антрепризах…
Ну, не знаю. Я 15 лет работаю в одном театре, и все
эти годы играю в разных проектах. И если кто-то попытался бы ограничить
мою свободу, не знаю, что бы я сделал. Я верой и правдой служу своему
театру, не подвожу, поэтому мне нельзя запретить что-то, я же очень
дисциплинированный.
Согласна. Только дисциплинированный человек может
работать в нескольких проектах одновременно. У вас есть расписание или
вы организованный от природы?
Я просто ответствен перед теми людьми, которым дал слово. Но я очень не люблю, когда меня подводят.
– О кино… Наверное, вам уже надоело отвечать на этот вопрос, но не могу не спросить. Вы устали от своего «Глухаря»?
– Нет. Сейчас объясню. Дело в том, что нельзя
устать от роли, которая потрясающая, я её очень люблю. Она же мне дала
возможность интересно существовать в профессии и ещё даст большие
дивиденды. Я ведь очень хитрый человек. Был бы глупым, ещё лет 10 играл и
ушёл бы из сериала под стук собственных ботинок. А так я очень хитро
поступил: сделал всё, что мог в этой роли, и ушёл на взлёте. Поэтому я
эту роль очень люблю. У меня однажды спросили: «Олег Янковский вошёл в
историю после фильма «Полёты во сне и наяву», Александр Абдулов – после
«Обыкновенного чуда», а вы?
С каким фильмом вы вошли в историю?» На что я
ответил, что в «Глухаре» я сыграл и «полёты во сне и наяву», и
«обыкновенное чудо», и многие другие киношедевры, это была мозаика из
киногероев. Глухарь – замечательный образ, который я очень люблю и
благодарю за многое. Мне очень приятно, что, идя по улице, я встречаю
улыбающихся мне людей. И кто-то мне говорит: «Максим, спасибо».
Некоторые даже полюбили театр и стали ходить в «Сатирикон», начали
смотреть и другие мои работы. Я ведь снимался не только в «Глухаре»...
Конечно. До этого сериала были «Магнитные бури» Абдрашитова...
До «Магнитных бурь» меня называли нашим Джимом Керри, после них стали называть наш Шукшин.
Потом добавили Миронова и Тома Хэнкса...
Да, после выхода «Карусели» я стал уже Евгением Мироновым. На что Абдрашитов сказал мне: «А знаешь, неплохая компания».
– Как вы относитесь к программе «Большая разница» и к тем пародиям, которые команда этой передачи сделала на вас?
– Потрясающе. Особенно мне понравилась вторая. Хотя
и первая была замечательной. Я вообще иронично отношусь к своей
персоне, и мне всегда нравится всё смешное, что происходит в жизни. Я за
смех, что по мне, по-моему, видно.
И вам приходится тоже иногда отдуваться за коллег.
Например, на канале НТВ перед своим днём рождения вы заменили Анастасию
Волочкову…
Мы когда-то снимались с Настей в одном фильме и
очень подружились. И даже ладили, я к ней нежно и трепетно отношусь, она
очень красивая женщина. И думал, что уж мне-то она должна была
довериться. Я никогда её не подвёл бы. Но ей что-то не понравилось в
скетче про её «пачку». И зря. По-моему, посмеяться над собой в любой
ситуации прекрасно. Даже Филипп Киркоров над собой посмеялся, мы с ним
сделали прекрасную миниатюру. А Наташа Королёва? Она замечательный
партнёр, мы с ней уже не первый раз работаем. И Жанна Фриске. Когда
Настя отказалась, я предложил продюсерам передачи: «А давайте я сделаю
эту пародию сам!» И они согласились.
На НТВ очень продвинутые продюсеры. А я раньше думал, что продюсеры телекомпаний — это старые пердуны в ондатровых шапках.
И когда меня пригласили на ТВ на встречу с продюсерами, я готовился к
подобной встрече. Иду и вдруг вижу перед собой молодых парней, которые
моложе меня, и они говорят мне: «А давай ты будешь у нас Новый год
вести». Представляете! А ведь это была моя мечта. Я очень хотел
когда-нибудь в этом принять участие, хотя бы номер один исполнить. И
вдруг мне предлагают вести всю новогоднюю программу! Это было
потрясающе. Они же, в свою очередь, нашли во мне творческую душу,
которая очень подвижна. И мне это очень нравится. Мне вообще моя
профессия очень нравится. Мне нравится играть шекспировского «Ричарда
III», это для меня и есть многожанровость переходов. Я же не зря очень
ценю Людмилу Марковну Гурченко. Эта актриса могла с необычайной
лёгкостью от какого-то полувульгарного смешка дойти до великой трагедии
«Пяти вечеров». Для меня именно в этом мастерство артиста и кроется. Это
его нерв. И не в том дело, что и я могу так и такой техникой владею.
Нет. Это нерв, от него можно затанцевать, запеть и тут же в слёзы… В
этом и есть артист. Кровь, пот и слёзы, как говорят. Мне в этом смысле
везёт, ведь щелчок может произойти так быстро, и вдруг начнётся: «Ах, я
всё могу, я всё умею...»
– Неужели речь о звёздной болезни? А как вы, подвержены ли ей?
– К счастью, нет. Я — ученик, и мне нравится, более
того, я люблю мучиться в профессии, искать пути. И поэтому не приемлю
невежества людей, которые, приходя ко мне на интервью, ничего обо мне не
знают. А они почему-то думают, что я должен быть перед ними как на
исповеди. А почему? Я так не считаю и иногда бываю резок и несдержан.
Мне кажется, я подошёл уже к тому возрасту, когда могу сметь своё
суждение иметь.
– С чего начались перемены?
– С появления в «Сатириконе» Юрия Николаевича
Бутусова. Он поставил с моим участием «Макбет». Увидев меня в этом
спектакле, Вадим Абдрашитов вызвал меня на кастинг в «Магнитные бури», и
понеслось... Но я и как человек, и тем более как артист очень хотел.
Конечно, можно бы выбрать другой путь и ходить красиво на открытие
конвертов, называясь артистом. Но я не могу понять, за что им дан этот
титул. Его же заслужить надо. Когда я после института поступил в театр –
а институт я окончил блестяще и был любимым студентом, и мне казалось,
что вот сейчас я приду в театр и у меня начнётся новая большая жизнь...
Но оказалось, что в театре меня никто не ждёт и с ума по мне никто не
сходит, и надо как-то было с этим смириться. Надо было закусить удила и
каждый день доказывать, доказывать всем, но прежде всего себе, своё
право на эту профессию. Да, время проходит, и это звучит неумолимо. Но я
знал с детства, что жить хочу только этим. Вот и гореть начал. И я
просто дождался своего шанса и просто прыгнул в свой поезд. И этот поезд
был моим, я ничьего места не занимал. Я впрыгнул и до сих пор так живу,
время от времени меняя станции. Не нужно быть самоуверенным. Каждый
день просыпаешься и думаешь: а вдруг сегодня всё кончится. Ведь это
особая профессия. Можно научиться английскому языку...
– Вы научились?
– Нет. Но ведь можно? Но это не значит, что ты будешь говорить на нём так виртуозно, практически на шекспировском языке.
– На износ трудитесь?
– Нет. Это мой способ жития. Может быть, кто-то
живёт иначе, и я этих людей, которые находят в своей жизни место для
каких-то простых, бытовых вещей, хорошо понимаю. Когда говорят – стоп, а
здесь у меня семья. Но я живу по-другому и не считаю себя в чём-то
обделённым. Я просто нашёл своё счастье.
– А сейчас как вы восстанавливаете свою энергию? Вы же так выложились?
– Я отдал, я получил. До спектакля я был ершистый и
воинствующий. А сейчас я спокойный и умиротворённый. Я получил тепло. Я
лечу.
Лариса Алексеенко